В начале октября Минфин России попытался ярко напомнить о своем участии в финансовом планировании, и предложил ввести новые правила налогового резидентства. Идея заключалась в том, чтобы сократить срок, необходимый для признания налоговым резидентом РФ, до 90 дней, и ввести понятие «центра жизненных интересов», которое в мировой практике считается крайне субъективным. Не прошло и двух недель, как министр финансов Антон Силуанов «включил заднюю передачу», заявив на мероприятии РСПП, что новые правила будут вводиться только в случае, если крупный бизнес их поддержит. Но кто же поддержит налоговое самоубийство?
Чуть ранее под крики возмущающегося бизнеса специальную декларацию в объявленной президентом «стопроцентной и гарантированной им лично» амнистии пытались использовать в рамках уголовного дела против совладельца компании «Усть-Луга». Напомню, в уголовном деле Валерия Израйлита, собственника «Усть-Луга», в качестве доказательства обвинение использовало документы, представленные Израйлитом в рамках амнистии капиталов.
Не прошло много времени и с того момента, когда судья вдребезги разбил аргументы налоговой службы по начислению НДС в деле «Онэксим против ФНС». Налоговая инспекция планировала сделать его стартовой точкой для следующего этапа давления на крупный бизнес: признания иностранных компаний налоговыми резидентами России. Режим резидента значительно выгоднее режима контролируемой иностранной компании с точки зрения бюджета. В итоге в деле появилась ситуация lose-lose: налоговой нужны были аргументы, а не деньги «Онэксим». Налогоплательщик же хотел в первую очередь избавиться от налога, что резонно: регулирование трендов судебной практики – не ключевая цель даже для крупного игрока на рынке.
Регуляторный бурлеск.
Вспоминаются времена, когда регуляторные тенденции были понятнее и цикличнее. Можно было предсказать, будет ли прокладываться путь на ужесточение контроля или, наоборот, на предоставление если не законодательных, то правоприменительных послаблений бизнесу. Сейчас, не без помощи еще более хромающего регулирования ОЭСР, российский и зарубежный контроль в финансовой сфере (налоги, валютный контроль, антиотмывочное законодательство) напоминает странное шоу. В этом шоу есть и неплохие актеры, и красивые костюмы, и понимающий бизнес-искусство режиссер, но почему-то на сцене все танцуют румбу под Sweet Caroline, под сценой плавает акула, а исполнитель висит головой вниз. Зрителя при этом снимают на десяток камер. Судьи, которые вообще неизвестно почему есть в этом шоу, оценивают поведение этого зрителя и, более того, те части его бизнес-деятельности, которые к шоу отношения не имеют вовсе.
К обоснованиям «социальной ценности» международных норм и государственных действий по противодействию уходу от налогов, легализации и иному недобросовестному финансовому поведению стоит прислушиваться. При этом нельзя забывать, что рушится вся конфигурация международного бизнеса, созданная теми же самыми регуляторами.
Так ли сильно изменился мир со времен введения соглашений об избегании двойного налогообложения, что нужно глобально ограничивать их применение? Соглашения получили большое развитие в 1970-е и 1980-е годы, когда считалось, что нужно способствовать развитию международного бизнеса. На мой взгляд, ситуация с бизнес-кооперацией стала даже хуже, если не считать Евросоюз. А «мафия», «отмыватели» и «уклонисты» были и тогда. Более того, сегодня есть различные автоматизированные системы контроля, которые без новых ограничений позволяют проверять достоверность и законность финансовых операций в значительно большей степени, чем это было сорок лет назад.
Доверие не купишь.
Вдобавок к регуляторному бардаку появляется бардак информационный. Мир решил, что приватность менее важна, чем финансовая прозрачность, и идет к цели «открытости» net worth любого бенефициара. При этом на борьбу с угрозами, которые появляются при публичности владения активами, выделяется куда меньше ресурсов, интеллектуальных и материальных. Ведь изначально трасты, фонды, разделенные «портфели» и иные инструменты ограничения публичности информации были придуманы как способ обезопасить с трудом заработанное от недоброжелателей.
Недоброжелателей же в эпоху глобальной информационной и финансовой сети стало больше, и, что хуже, им стало легче добраться до своих жертв. Человек наиболее уязвим тогда, когда ищет безопасности, поскольку так или иначе собственнику активов приходится доверять другим людям. Будь-то банк, номинальный директор или налоговый орган, в первую очередь приходится решать вопрос доверия, а юридические формальности, при всей их силе в развитом мире, остаются на втором плане. Согласитесь, юриспруденция дает гарантии, что вы сможете добиться справедливости, если кто-то нарушит ваши интересы или договоренности, но само это нарушение предотвратить никак не может.
Для бенефициара важно понимание того факта, что держать огромную офшорную копилку или гарантировать бесперебойную работу банка для любых его целей уже практически невозможно. Определенную роль в защите активов играет и перестройка сознания. Из набора понятных и надежных инструментов, создававших себе репутацию десятилетиями, налоговое планирование превратилось в тяжелую и сложную стратегическую игру с распределением рисков. При этом завещание Майкла Корлеоне о том, что друзей следует держать близко, а врагов еще ближе, тут не работает. В управлении капиталом врагов лучше держать на другом конце планеты.
Что делать?
Несколько лет назад словом года, по мнению Оксфордского словаря, стала «постправда». В применении к управлению капиталом его можно расшифровать как «выродившаяся в непонятно что ценность безопасности личных финансов». Регуляторы мирового уровня решили, что номинальная законность для безопасности бенефициаров важнее, чем классический краеугольный камень защиты активов – приватность. Под сомнение поставлена главная банковская аксиома – деньги любят тишину.
И хотя об эффективности работы ОЭСР и Ко можно вести долгие дискуссии (глобальные корпорации, например, платят еще меньше налогов, чем 10 лет назад), приспосабливаться необходимо. Первый шаг – это понять, как бенефициар может обезопасить свои активы. Спрятать все ото всех теоретически возможно, однако это подразумевает полную потерю контроля, к чему нужно подходить осторожно. Второй шаг – определиться, готов ли собственник к периодической смене места жительства и какие ограничения здесь есть. Находясь постоянно в одной стране, бенефициар попадает под жесткий регуляторный контроль этой страны, если, конечно, он не живет в безналоговой юрисдикции вроде ОАЭ.
После этих двух шагов уже можно размышлять о конкретных инструментах налогового планирования. К сожалению, часто собственники думают о менее значимых вещах, вроде различий между трастами или банками. Как и на войне, сначала нужно разработать стратегию и побеждать еще до битвы. Важный элемент создания стратегии – открытость бенефициара своим советникам. Понятно, что у любого собственника есть секреты, которые не хотелось бы раскрывать даже консультантам. И раскрытие, и нераскрытие информации несет в себе различные риски, однако открытость – на 100% тактически правильнее. Вы уже раскрываете многое, но если умолчать что-то важное, то риск удваивается: информация уже «утекла», а структура может быть неполноценной.
И последнее по порядку, но не по значению. Не стоит держаться за доживающие свои последние дни инструменты. Когда я вижу компании, например, активно выплачивающие в свои пустые кипрские холдинги дивиденды по 5%, или же кошельки на BVI, невольно вспоминается цитата из бессмертного «Малхолланд Драйв»: «Что вы делаете? Зачем вы здесь останавливаетесь?!». К началу третьего десятилетия XXI века вам явно понадобится лодка побольше.
Андрей Айвазов, руководитель практики российского и международного налогообложения Parallel UK (http://www.prll.ru/)
Источник: www.e-xecutive.ru